Сергей Козлов
Мальчик без шпаги
Отрывок из повести
2
В первую очередь Тимофей направился на рынок, к той самой бабушке. Бабушкой он называл седую армянку, которая владела маленькой столовой и магазином напротив заправки. Она встретила мальчика с улыбкой:
- Давно не был, Тимофей, здравствуй. Что привёз?
- Три муксуна, одна нельма и две стерляди.
- Ай, молодец! Хорошая, свежая рыба. Деньги даю как всегда. Считай внимательно. Четыре по семьдесят и две по пятьдесят. Всего - триста восемьдесят рублей. Считать в школе учат?
- Вы уже спрашивали, баба Ануш, - Тимофей торопливо спрятал купюры в потайной карман куртки, который собственноручно вшил в подклад.
- Хороший ты парень, Тимофей, маме помогаешь, а мои сыновья не хотят мне помогать. Только деньги просят. Каждый месяц новый бизнес начинают, прогорают и снова начинают. Торговать здесь им, понимаешь, зазорно. Видел бы ты, какие у них машины! Когда в Карабахе жили на ишаке ездили, а теперь... Эх-хе-хе...
- Да видел как-то, приезжали они, гыркали тут по-вашему.
- Вот-вот, только языками мелют. Всем землякам вдоль трассы рассказывают, как много они зарабатывают, а сами ко мне едут - денег дай!
- А я учусь плохо, - вздохнул Тимоха. - Ладно, пойду, мне ещё на заправку надо.
- Иди. Осторожнее там, здоров будь. Удачи.
- Спасибо, и вам тоже, баба Ануш.
Тимофей знал, что его рыба будет продаваться по сто тридцать, а то и сто пятьдесят рублей за килограмм, но торговые отношения с бабушкой Ануш его вполне устраивали. Любой рыбак мог целый день простоять со своими хвостами и ни одного не продать, а тут была возможность уехать из Демьянки хоть при каких-то деньгах.
Отойдя в сторону, он некоторое время озирался, высматривая нужного человека. Рынок жил обычной жизнью. В центре стоянки сгрудились большегрузные фуры, жались друг к другу так, словно никогда не разъедутся. Чумазые водители пили дешёвый и плохой кофе, грызли горелые шашлыки - экономили командировочные. По периметру рынка выстроились "газели", а легковые и, особенно, иномарки останавливались, где вздумается. Машины подъезжали и уезжали, и только запах копчёной рыбы, нанизанный на дым из мангалов, оставался здесь всегда, пропитав не только воздух, но и окружающее редколесье. В некоторых лавках гремела из разбитых динамиков музыка, однообразная и хриплая, как вся нынешняя жизнь.
На другой стороне дороги находилась заправка, с выстроенным на прилегающей территории довольно крупным для здешних мест маркетом и кафе повышенной комфортности. Там тоже останавливались проезжие, но значительно меньше, чем на рынке.
Тимофей, не торопясь, перешёл на другую сторону. Послонялся вокруг заправки и решился зайти в кафе. Посетителей было немного, и нужного человека он увидел почти сразу. За крайним, ближним ко входу столиком сидел парень лет двадцати. Перед ним стояла наполовину выпитая бутылка пива и надкусанный пирог на блюдце. Он смотрел на мир слегка брезгливо, будто оказался здесь случайно, и если сталкивался с кем-то глазами, то никогда первым не отводил взгляда. Хроническая наглость и странное, не соответствующее внешнему виду высокомерие отражались на его лице. Лоб его наискось рассекал пополам свежий шрам, одним концом ломая бровь, а другим - короткий ёжик волос. Чёрные цепкие глаза буровили посетителей; под плоским боксёрским носом и вокруг слегка искривленных губ неровно цвела щетина. Из-под рукава свитера выползала на внешнюю сторону правой кисти татуировка змеи.
- Здорово, Миша! - Тимофей плюхнулся на стул напротив, не спрашивая разрешения.
- Здоровей видали, - ухмыльнулся парень и протянул мальчику руку с головой змеи. - Есть хочешь, Тимох?
- Да, от пирожка бы не отказался. С чаем.
Миша кивнул худенькой официантке, и та немедленно подошла, точно он был в этом зале самый важный гость.
- Беляш и чай... И это... Шоколадку, "сникерс" какой-нибудь.
- Да ладно, Миш, - смутился Тимофей, - чё на меня тратиться?
- Отработаешь...
На беляш, разогретый в микроволновке, и стакан чая Тимофею понадобилось чуть больше минуты. Только после этого Михаил начал деловой разговор.
- Сегодня есть две цепочки, просим по две штуки, отдаем по полторы, мобила одна есть с фотиком, проси три, отдашь, в крайнем случае, за две с половиной, камера есть цифровая, запомни, цифровая! Японка настоящая! Меньше пяти не отдаем, она в магазине пятьсот баксов стоит, и вот ещё какая штука есть... - синяя змея на руке скользнула во внутренний карман куртки, и Тимофей увидел на ладони старую пуговицу.
Обычная с виду пуговица военного, похоже, образца. На бронзовой металлической шляпке - двуглавый орёл, но не такой, какие приходилось видеть нынче. Тимофей осторожно взял пуговицу в руки. Осмотрел со всех сторон: металлическая петля с обратной стороны, обтершаяся местами поверхность и какая-то несоответствующая размерам пуговицы тяжесть.
- Пуговица? - пожал плечами Тимоха.
- Пуговица, да не простая. Ребята из Екатеринбурга сдали. Проиграли, короче. Если не врут, то эта пуговица из ипатьевского дома. Слышал про такой?
- Не-а...
- Там царскую семью расстреляли. Николая и всех его родственников. Про это-то слыхал?
- Немного. Революция какая-то была, Ленин там, флаги красные...
- Во-во. Лет десять назад тебе эту историю в башку, как собственное имя, вдолбили бы. А теперь...
- Мы по истории пока средние века прошли. Королей всяких, папу римского. А русскую историю только начали. Интересно, только я их плохо запоминаю, князей много. Так эта пуговица что, золотая?
- Да нет, обычная. Но, возможно, она у царя на мундире была или у сына его, царевича Алексея. Он чуть старше тебя был. Я по телику программу смотрел. Короче, Тимоха, это антиквариат. Пуговицу очкарикам впарить можно. Но цену я ей, Тимоха, не знаю.
- Эх, спросить бы историка нашего!
- В общем, когда их расстреляли, то сняли с них все драгоценности, забрали личные вещи и, выходит, даже пуговицы содрали. Говорят, в брюликах царевен потом большевицкие жёны рисовались. Даже туфлями не побрезговали. Во какая у нас революция была, Тимоха. - Миша скривился и опрокинул в себя остатки пива из бутылки.
- Так почем её толкать?
- Не знаю, Тим, но и в моём кармане ей делать нечего. Тянет чего-то. Да и поверит кто? Пацаны эту пуговицу, может, у какого видного антиквара поимели. Кто его знает?.. За такими вещицами, бывает, контора охотится.
- Какая контора?
- ФСБ, слышал? Федеральная служба безопасности.
- Круче ментов?
- Круче. Если этим чё надо - они до печёнки достанут. Так что пуговка эта... - Миша задумчиво прищурился. - Хотя вряд ли. Всё-таки пуговица не брюлик и не золотой портсигар. Попробуй, если какой-нибудь лох за неё хоть что-то даст, отдавай. Верю тебе на слово! За остальное, как обычно, десять процентов твои. Всё в пакете. - Кивнул под стол. - Вначале подстрахую, потом уйду. Часа через три вернусь, встречаемся здесь же.
Тимофей взял пакет, мельком глянул на содержимое и по-взрослому протянул руку.
- Удачи, напарник, - улыбнулся Михаил, пожимая ладошку мальчика, и эта улыбка вмиг стёрла с лица презрительное напускное выражение.
- Удачи, напарник, - в тон повторил Тимоха и браво направился к выходу.
- Напарник это не подельник, - одобрительно покивал вслед Михаил.
3
Михаил "нанял" Тимофея месяца три назад. Тот появился на заправке, как только встал зимник. Продав рыбу, бродил кругами по рынку и нарвался на местных пацанов. Человек пять мутузили его в подлеске, пытаясь отобрать деньги. Тимоха отчаянно сопротивлялся и одному даже прокусил ухо. Уже были разбиты нос и губы, уже согнулся он калачом, пытаясь поймать пинающие его ноги. И тут в драку вмешался Михаил. Местные отступили по первому его слову, но сквозь зубы ругались: мол, пришлый не заплатил дань.
- Ша, рэкетиры! - цыкнул на них Михаил, потом подал руку Тимохе: - Зачем тебе деньги?
- Жрать дома не на что, - сплюнув кровь, ответил Тимофей.
- Пошли... Со мной пошли. Ну? Не дрейфь, пошли. Я тут пообедать собрался, напарник нужен. Поможешь? Зовут-то как?
С тех пор местные обходили Тимофея стороной. Несколько раз подходили поболтать, стрельнуть закурить, время от времени брали взаймы, но всегда отдавали. На рынке они подрабатывали "принеси-унеси" и "последи за огнём". Иной раз перепадало что-нибудь посолидней. С заправки, где поначалу пацаны нанялись услужливо вставлять пистолеты в баки, дабы водители не марали рук, их прогнали. Сам Тимофей не курил, но за козырьком шапки всегда носил пару сигарет - угостить. За это его почему-то уважали и здесь и в школе.
В первый раз Михаил попросил Тимофея продать какие-то иностранные часы, и ему удалось провернуть сделку за десять минут с первым же клиентом.
- У тебя, напарник, талант, - признал Михаил.
Талант заключался в том, что Тимофей безошибочно чувствовал человека, у которого есть лишние деньги и который не побрезгует купить вещь сомнительного происхождения. В качестве катализатора сделки неплохо проходило давить на жалость, при этом Тимоха почти не врал: мама с папой пьют, дома кушать нечего, а я вон-какую вещь вполцены отдаю, не возьмёте - пришибут дома. И покупали. Почти не торгуясь. С каждой сделки юный посредник получал свои десять процентов, иной раз ему удавалось заработать полторы, а то и две тысячи рублей.
- Тимоша... - только-то и сказала мать, увидев на столе первую выданную Михаилом тысячу рублей.
- Я заработал, мама, - опередил он, но со спокойной совестью промолчал о заначке в потайном кармане. Мало ли, может, этой тысячи уже к вечеру не будет.
Однажды он вернулся домой и увидел неровный квадрат пыли на том месте, где стоял телевизор. Мать спала в своей комнате, на кухонном столе - батарея пустых бутылок и консервных банок. Картина была ясна. Он стал раскачивать мать за плечо, пытаясь узнать, где телевизор. С трудом добился от нее: дядя Стёпа. Пришлось идти к соседу Степану Михайловичу, у которого мать часто занимала деньги.
- Дядя Стёпа, наш телевизор у вас?
- Да, Тимош, мать продала. Я бы не стал брать, у меня своих два. Но она унесла бы его на рынок. Отдаст деньги, верну.
- Сколько? - очень по-взрослому спросил Тимофей.
- Сейчас отдала за тысячу, а ещё до этого брала полторы.
- Дядь Стёп, я вам сейчас тысячу отдам, а через пару недель - остальное. Можно?
- Можно, Тимош, но если она завтра телевизор унесёт в другое место, я ничем помочь тебе не смогу.
- Понятно, - грустно согласился мальчик.
В следующий раз исчез музыкальный центр. Его вернуть не удалось, потому что концы потерялись где-то на зимнике - у гастролировавшей компании хмельных певцов. Ушёл он за две бутылки водки и двухлитровый пластиковый жбан пива. Вернувшийся с буровой отец в первый раз на глазах сына избил мать. Правда, Тимофею показалось тогда, точнее он интуитивно понял, что музыкальный центр здесь не при чём. Он не пытался повиснуть на руках отца, а просто забился в угол своей комнаты и слышал только одно:
- Гоша! Я ничего не помню! Гоша, прости! Они сами пришли-и-и-и...
В тот же вечер мать и отец помирились за бутылкой, и папа горделиво целовал кровоподтёки на лице мамы. Целовал так, будто это были подаренные им украшения. А она затравленно улыбалась и почему-то украдкой подмигивала сыну. Ночью Тимофей проснулся от того, что плакал навзрыд, сна не помнил. Его хотели отпоить валерьянкой, но в доме её не нашлось, и тогда отец принёс ему рюмку водки, мол, ничего страшного, он читал, что это лучший транквилизатор. Слово "транквилизатор" напугало Тимофея не меньше, чем напугало бы слово "яд" или воспоминание о том, как его выворачивало после выпитой водки.
Последние два-три месяца Тимофей не знал, куда себя деть. Утром не хотел идти в школу, потому что не помнил, когда последний раз выполнял домашнее задание, а после обеда не хотел возвращаться домой. Бывало, допоздна слонялся по улицам посёлка, уходил в лес, в лучшем случае - навязывался на рыбалку со взрослыми. Брали его с удовольствием. Парень и здесь приносил удачу. При этом он был вынослив и терпелив, не хныкал и не просился поскорее домой.
С Михаилом ему было спокойно, как со старшим братом. Тимофею хотелось быть похожим на этого уверенного в себе парня, у которого свой кодекс чести, своё понимание мира. А самое главное - он честен с ним, со своим младшим партнёром. Однажды Тимофей спросил у него:
- Миш, а ты, правда, ничего не боишься?
- Разве я такое говорил?
- Нет, но вот ты такой... - и не нашлось слов.
- Какой? - ухмыльнулся Михаил. - Ты с меня пример не бери, Тимоха, у меня ничего впереди и пустота позади. Только день сегодняшний. И я в жизни не встречал человека, который бы ничего не боялся. Даже самые отчаянные ребята имеют слабую точку. Кто-то боится Бога, кто-то позора, кто-то самого себя... Я, например, тумана боюсь.
- Ту-ма-на-а? - удивлённо растянул Тимофей.
- Ага. Смешно?
- Нет. А почему боишься?
- Не знаю. Но меня дрожь пробирает, когда туман. Выйдешь на улицу, а вокруг больше чем на двадцать метров ничего не видно. И такое странное чувство возникает, что за этой белой пеленой ничего нет! Всё! Мир такой маленький, сжался вокруг тебя, а там - пустота! Ничего! И ты весь мир можешь обойти за минуту. Как камеру.
- Как что?
- Да ладно, чепуха это всё. Не бури в голову. Незачем тебе чужие страхи знать. Меня не вылечишь, а сам заболеешь.
- А мне туман нравится, - признался Тимофей, на минуту задумавшись о том, стоит ли это говорить.
- Вот видишь! Значит, в чём-то ты круче меня! Не зря я тебя, партнёр, приметил. Слушай, ты мне не говорил, а кем ты хочешь стать?
- Я?
- Ну да.
- Не знаю, - смутился Тимоха, - я учусь плохо. Учителя говорят, что в институт меня не возьмут. Я бы в путешественники пошёл, но отец смеётся, мол, сейчас за это не платят, а чтобы путешествовать, самому платить надо.
- Путешествовать... - задумался Михаил.
- Путешествовать. Всё повидать. Потом книгу бы написал с фотографиями, чтобы все видели.
- Я сейчас тебе, Тимох, умную мысль скажу, только не смейся, - предупредил Михаил.
- С чего?
- Ну, мало ли. Ты от меня таких не слышал. - И закурил, сосредотачиваясь и выдерживая паузу, чтобы Тимофей мог прочувствовать важность сказанного. - Я так, парень, думаю. Путешествовать, это не профессия, это призвание. Разницу чувствуешь?
Тимоха долго пережёвывал в уме слова Михаила. Слово "призвание" ему очень понравилось. Оставалось только додуматься, кто его призывает. Но он боялся признаться Михаилу в том, что ему не всё здесь ясно. Тем не менее, через минуту он отчётливо и взвешенно сказал:
- Понимаю.
4
Отец начал пить, когда стали задерживать зарплату, точнее, вообще перестали платить. Продукты в поселковом магазине выдавали под запись. И первое, что брали отчаявшиеся мужики, была водка. Русский парадокс: денег нет, а выпить всегда найдётся.
Когда геология перестала вписываться в рыночную экономику, не стало и работы. Полпосёлка перебивалось случайными заработками, шабашили на Большой Земле, некоторые уезжали, но потом возвращались - там было ещё хуже, там никто не ждал. Тимофей учился еще в первом классе и очень старался, хоть оценок им и не ставили, но он был на хорошем счету. Мама каждое утро с любовью утюжила ему новый костюмчик и белую рубашку, обязательно белую. И приговаривала при этом:
- Хоть ты у нас, Тимоша, выучишься.
Сама Ирина Андреевна до того, как её уволили за пьяные прогулы, работала няней в детском саду. И когда Тимоша ходил в детский сад, ему все завидовали. Ещё бы: он и дома и в детском саду с мамой. Как он гордо вышагивал, приговаривая: "мама, мы к тебе на лаботу идём, я тозэ буду там лаботать..."
Иногда ему снились эти добрые дни...
Разумеется, и раньше в семье бывали застолья. К родителям приходили друзья, рассказывали смешные истории, пели песни, в доме становилось тесно и накурено, на большом столе стояли бутылки, всё было как-то по-другому. Заканчивались посиделки неизменно чаем и огромным тортом. Ох, и не терпелось - когда же начнут разрезать это сладкое чудо?!
Утром после таких праздников отец бывал хмур, но оставался добрым, и часто, взяв с собой Тимофея, уходил на рыбалку. По старинке - с удочками. Они часами разговаривали на берегу и мечтали о том, как поедут летом в отпуск. На берегу Егор Семёнович мог выпить бутылку пива. Одну. И почему-то всегда в этом случае спрашивал разрешения у Тимоши. Обратно возвращались счастливые и усталые, в рюкзаке непременно дюжина чебаков, язей, лещей, а то и щука. Когда это было?
В третьем классе Тимофей начал пропускать уроки, а воротничок его рубашки стал серым. Часто приходилось ходить в школу в спортивном костюме и рваных кроссовках. И тогда он стал замечать, что вокруг него образуется пустота. Нет, внешне о нём все проявляли заботу, даже ругали как-то осторожно, точно не он, а учителя и воспитатели перед ним виноваты, но именно из такого отношения вырастала вокруг холодная пустота. На беседы к себе стала приглашать психолог, и многих трудов стоило объяснить этой вкрадчивой женщине, что с мозгами у него всё в порядке. Она поверила, но всё же раз от раза приглашала в свой маленький уютный кабинет "поговорить по душам". Чего она хотела? Вероятно, как и все педагоги, добра, но получалось почему-то... Ничего не получалось! Тимофей как будто в одночасье оказался в другом мире, приходил в школу из другого измерения. И когда после окончания четвертого класса им всем подарили красивые фотоальбомы, оказалось, что у него даже нет фотографий, кроме тех, что в обязательном порядке делали в школе, - для таких, как он, со скидкой, а то и бесплатно. Вместе с альбомом подарили книгу. Она называлась "Мальчик со шпагой", написал её Владислав Крапивин. На обложке действительно был нарисован мальчик со шпагой в одежде мушкетёра. Мальчик, как и Тимофей, жил совсем в другом мире. Иногда очень хотелось окунуться в этот мир, казалось даже - он действительно существует. Нужно только открыть книгу. Тимофей же никак не решался. Всё откладывал на потом. Книгу всегда хранил на письменном столе, и мальчик со шпагой по вечерам был рядом. Случалось, Тимофей всё же раскрывал книгу наугад, но не читал, а просто смотрел на выстроившиеся абзацы, и они сливались в его воображении то в высокие скалы, о которые разбивается океанская волна, то в небоскрёбы далёких шумных городов, то мчался в ночи между строк скорый поезд... Наверное, где-то там жил мальчик с обложки.
За последние пять лет Тимофей только раз побывал у моря. А ведь в Крыму жила бабушка! Перед самой школой всей семьёй съездили к ней, однако потом всё как-то не получалось. Это была мама отца. И, с тех пор, как отец стал пить, от неё перестали приходить даже письма. Скорее всего, потому что ни отец, ни мать не писали ей, не звонили и не посылали денег, как делали раньше. Тимофей написал письмо сам, но помнил только, что живёт она в посёлке рядом с Ялтой - название же какое-то нерусское из головы выветрилось. Да тут ещё узнал, что бабушка теперь живёт в другом государстве. Непонятно это было Тимофею, ведь говорили в Крыму на русском языке. Так и лежало письмо в столе.
На море он попал после четвертого класса с группой ребят. Тогда и услышал обидную фразу "неблагополучная семья". Именно как члена такой семьи его отправили за счёт государства в летний лагерь под Новороссийском. Но не поездом, как мечталось, а самолётом, который поднялся над облаками, и ничего, кроме волнистой снежной перины, увидеть не удалось. В лагере всё было устроено строго по режиму, и однажды, когда Тимофей убежал утром на море, чтобы посмотреть, как поднимается над бесконечной лазурной гладью солнце, его чуть не отправили домой. Воспитательница потом до конца смены водила за руку, а если что-то случалось, то первым начинали допрашивать Трофимова.
И тогда он дал себе слово, что накопит денег и обязательно вернётся сюда и обязательно на поезде - проехав через всю страну. Привезёт с собой родителей и покажет им... как прекрасен этот мир. А Тимофей не сомневался, что мир прекрасен.
На крыльце Тимофей аккуратно спрятал пуговицу в потайной карман. Ещё в кафе он почувствовал - пуговица действительно необыкновенная. И решил: обязательно всё узнает про императора Николая II и его сына. Вот ведь получалось: царь и царевич - всё у них было, дворец, слуги, армия, целая страна, огромная Россия, и ничего не стало! Даже пуговицы отобрали! И расстреляли. Чем провинился мальчик перед большой страной?..
На заправке стояла "газель" и приземистый "Форд-мустанг". Тимоха подошёл поближе, чтобы рассмотреть людей. От "газели" к кассе заправки метнулся водитель. По его весёлым глазам Тимофей понял, что он находится в хорошем настроении, а значит - можно попробовать "впарить" (так говорил Михаил) ему что-нибудь из пакета. На пуговицу этот даже не посмотрит. Уже с чеком в руках он чуть не сшиб с ног Тимофея.
- Ты чего, малец, светофора не видел? Прёшь сто двадцать по встречной! Щас права отберу!
- Я к вам, дядя.
- Ко мне? Денег что ли надо?
- А, может, вам мобильный надо? Недорого совсем. С фотоаппаратом. Такие, знаете, сколько в магазине стоят?
- Глянуть дай. Хоть и не люблю я эти помеси, смешают бульдога с носорогом, а потом ни то, ни другое нормально не работает. Телефон должен быть телефоном, а фотоаппарат - фотоаппаратом.
- Щас так модно…
- Ишь ты, коммерсант. Я бы башку тому оторвал, кто тебя сюда послал.
От этих слов Тимофей невольно покосился на огромные витрины кафе, за которыми невозмутимо стоял Михаил. Показалось, даже подмигнул: ни дрейфь, парень.
- Это мне родители башку оторвут, если я на опохмелку не принесу.
- А вот я сейчас возьму тебя за шиворот, и поедем к твоим родителям.
- Поедем, - спокойно и грустно ответил мальчик, - только что от этого изменится?
- Ладно, - уже более добродушно кивнул водитель, - сколько просишь?
- Три с половиной, но вам отдам за три.
- Ну да, мне как постоянному клиенту скидка, - хитро ухмыльнулся водитель. - Может, ещё дисконтную карту дашь?
- Какую карту?
- Тут недавно цыганки гадали со скидкой, я чуть без штанов не остался. Правда, сообразил вовремя, одной волосы на кардан намотал, - он показал для вящей убедительности слегка покрытый сажей кулак, - пока скидку не вернули. Они потом от меня, как группа Шумахеров, рванули. Я столько проклятий в свой адрес за всю жизнь не слышал. Ну, чего припух? Вот тебе три штуки, вдруг не врёшь, отдашь родителям, а это лично тебе - на мороженое, - добавил ещё сто рублей, подумал, и выгреб из кармана всю мелочь. - Куда только наше правительство смотрит?
Тимоха хотел было предложить ещё что-нибудь, но интуитивно уловил - будет лишнее, а может и вообще разрушить только что возникшую дружескую идиллию.
- Как хоть тебя зовут-то, коммерсант?
- Тимоха!
- Ну, ищи другого лоха, Тимоха! - подмигнув, ответил в рифму водитель и той же стремительной походкой устремился к своей "газели".
Уже у машины помахал на прощанье "мобильным":
- Будут проблемы, звони, подъеду.
Тимофей махнул в ответ свободной рукой и неторопливо направился к "Форду", чтобы присмотреться к пассажирам. Михаил за стеклом показал одобрительный жест, подняв вверх большой палец правой руки - змея мелькнула и исчезла в окне.
Нет, в иномарке были явно не те ребята. Из тех, что отбирают, а не покупают. И разговоры у них какие-то непонятные. Вроде, на русском языке говорят, а ничего в толк не возьмёшь. Сделав почётный круг на безопасном расстоянии, Тимофей направился в сторону кафе. Следовало немного подождать, пока сложится благоприятная коммерческая обстановка. Михаил никогда не торопил, не отправлял к тем, кто, с его взрослой и опытной точки зрения, "был с башлями". Сразу понял, Тимохе главное не мешать, не подрезать инициативу и всё будет "тип-топ". Вероятно, срабатывал какой-то особый закон сохранения энергии, по которому человеку хоть в чём-то должно везти, хоть в каком-то деле ему должна сопутствовать удача. Однажды Михаил, чтобы проверить свою версию Тимохиного везения, усадил мальца играть в карты. И через час сдался со словами: "Если с тобой честно играть, то банка не видать. Эх! В казино бы попробовать! Но кодекс запрещает эксплуатацию несовершеннолетних..."
Некоторое время на заправке было тихо, а потом, как говорится, "пошла масть". Меньше часа потребовалось Тимофею, чтобы распродать содержимое пакета по значительно более высоким ценам, чем называл Михаил. Оставалась только пуговица в тайном кармане.
Тут как раз подъехал на синей "ниве"-пятидверке молодой священник с семьей. Тимофей с интересом посмотрел на четырех ребятишек, весело щебечущих на заднем сиденье, на худенькую матушку с необыкновенно красивым лицом в стареньком платке и на самого батюшку в черной рясе с золочёным крестом на груди, вышедшего из машины и неторопливо направившегося к кассе заправки.
- Здравствуйте, - сказал ему Тимофей.
- Здравствуй, - улыбнулся священник.
- У меня, вот, к вам вопрос есть, - смутился мальчик под пристальным взглядом и замялся.
- Ну, спрашивай? - иерей подчёркнуто не торопился.
- Посмотрите, - и достал из кармана пуговицу.
Священник внимательно осмотрел её со всех сторон, вскинул бровями:
- Что ж, старая пуговица...
- Скажите... батюшка, - вспомнил, как обращалась к священникам бабушка, - а вот если эта пуговица из этого... из ипатьевского дома и принадлежала кому-нибудь из царской семьи?
Священник стал ещё более серьёзен и буквально насквозь прошил Тимофея испытующим взглядом.
- А у тебя она откуда?
- Друг дал. А ему случайно досталась, он и сам не знает, правда это или нет.
- А тебе самому известно, что царь Николай II и его семья святые?
- Святые? А за что их расстреляли?
- Их недавно причислили к лику святых. Большевики-безбожники уничтожили следы своего злодеяния, все следы замели. Обливали кислотой и несколько раз сжигали их тела. Недавно, правда, захоронили в Петербурге какие-то останки, найденные под Екатеринбургом, даже экспертиза была, но почему-то в Англии. Я вот не верю, что это их прах. Император предрекал, что тело его не найдут. Поэтому, если у тебя в руках то, о чем ты сейчас сказал, это вещь святого, а значит, святынька.
- Ух, ты... - не удержался от непонятного самому себе восхищения Тимофей.
- И относиться к ней надо соответственно. Но, как я понимаю, проверить мы это вряд ли сможем.
- А сколько она может стоить? - сначала спросил, а потом испугался своего вопроса мальчик.
Батюшка глубоко вздохнул и отвел глаза в сторону. Помолчал немного, обдумывая ответ доступный пониманию отрока.
- А сколько стоит частица неба? - ответил вопросом на вопрос.
- Неба? Да разве... Это... Ну, разве может быть... Чтоб небо...
- И я о том, - грустно улыбнулся священник, - хотя, знаешь, могут найтись дельцы, которые и небо разделят и начнут продавать частями. Землю уже продают, леса, воду... У них всё имеет цену, потому как деньги для них мерило всего. Понимаешь?
- Понимаю.
- Как тебя зовут?
- Тимофей.
- Крещёный?
- Да, меня бабушка крестила.
- Вот видишь, Тимофей, имя у тебя апостольское. Знаешь об апостолах?
Тимофей теперь был ещё больше озадачен, чем в тот момент, когда задал первый вопрос. Он в смятении сжимал в руке пуговицу и очень хотел отдать её священнику. Пусть проверит. Пусть узнает. Но за витриной кафе стоял Михаил, которому она принадлежала, и мальчик не знал, как ему поступить. Зато знал батюшка. Он положил ему руки на плечи и заглянул в глаза:
- Не мучайся. Если это та пуговица, то она сама найдёт нужные руки. Но помни главное: продавать её нельзя. Только дарить. А, может, кому-то удастся проследить её путь, найти доказательства.
- Спасибо, батюшка, - облегченно вздохнул Тимофей.
- И тебя Спаси Бог.
Священник направился было к заправке, но вдруг вернулся к машине, открыл багажник и стал рыться в сумке.
- Тимофей, постой, - окликнул он мальчика, и, когда тот подошёл к нему, протянул ему маленькую красную книжицу.
"Православный молитвослов", - прочитал Тимофей, после чего батюшка вручил ему вторую книжку - тонкую, наверное, из серии "Для самых маленьких". На титульном листе стального цвета был напечатан портрет, с которого внимательно смотрел последний император, а сверху и снизу золотыми буквами шла надпись: "Детям о царе".
